Не могли вы вы рассказать о феномене русский эмигранта?

Саша, письмо, которое Юрий Домбровский опубликовал — ну, не опубликовал, а обнародовал, скажем так, он не возражал против его тиражирования,— оно абсолютно честное. И много есть тому свидетелей. Я и Клару Домбровскую об этом много раз спрашивал. Видите, я когда читал Ирину Стрелкову (она же была такой молодёжной писательницей), мне всегда в её прозе (дети на такое дело ужасно чувствительны) какой-то пахло гнилью. И вот я не знал этого. А когда узнал, понял, что там было не так.

Наверное, эти монологи действительно грузят, действительно отнимают время. Мне кажется, читать лучше, читать полезнее. Это к тому же моему разговору о том, что общение в избытке вредит, да и оно прекращается сейчас. Сейчас, мне кажется, важнее читать.

Издательство «Ардис» довольно много их издало. Все это есть в интернете и, насколько я знаю, пока не запрещено.

Но я вообще не очень интересуюсь такой местнической литературой, городской. Меня интересуют произведения, которые основаны на всемирном материале и которые прозвучали на всемирном масштабе.

Лучшее, что написано о Калининграде, это цикл малой прозы Юрия Буйды, который до известного момента представлялся мне очень талантливым прозаиком. Потом с ним что-то случилось. Но ранние его произведения, начиная с «Чуда о Буянихе» и кончая «Прусской невестой», – это был высокий класс.

Помнить стоит не по его стихотворениям, а по стихотворению Дмитрия Анатольевича Сахарова, более известного как Сухарев: «Привезли из Тулы тело, тело Слуцкого…». Это стихотворение, которое меня тоже до слез трогает. 

Холодынь распробирает, дело зимнее,

Дело злое, похоронная страда.

А за тучами, наверно, небо синее,

Только кто ж его увидит и когда.

Увидит очень скоро: Слуцкий умер в 1986 году на пороге перемен, за которыми он следил, которых он ждал, которые шоком этим могли его вернуть в строй – он ведь был не старый человек. Депрессия, которая отняла у него способность писать стихи и общаться с людьми, ни к…

Зависит от условий. Понимаете, «Бледного короля», наверное, не взялся бы. Уоллес очень хороший писатель, но не мой. Хотя «Бледный король» — великий роман, безусловно. Я бы взялся за перевод гэссовского «Туннеля». Вот если есть люди, которых это может заинтересовать, и люди, которые могут в ближайшее время «Туннель» издать… Это великий роман. Я бы за гэссовский роман взялся не глядя. И тем более что это моя настольная книга, она у меня на тумбочке около кровати лежит. И когда мне совсем грустно, я её открываю с любого места — и как-то она меня успокаивает.

Кстати говоря, что касается «Бесконечной шутки». Поляринов, по-моему, свой подвиг совершил. Это действительно героический перевод. И…

Сегодняшняя война – да. Сегодняшняя война с Украиной  – внимание, говорю важную вещь, самую важную в программе и, может быть, самую важную для меня сейчас – эта война показывает кровавый тупик этого типа государства. Это государство может развиваться только таким образом. Его суть – это бесконечная экспансия. С какого-то момента эта экспансия становится самоубийственной, потому что она приводит к ядерной войне. Ядерная война сделала любую войну в пределе самоубийством.

Эта империя имеет сейчас два варианта развития. Либо покончить с собой, то есть уничтожить и пересоздать себя, либо уничтожить мир. Российская империя, российское государство всегда имело эту предельную цель.…

Вот сейчас архив Вадима Антонова обнаружил Андрей Крылов, и речь встала об издании его книги, нашлись фонограммы. Я Антонова знал, был с ним на «ты», я его считаю огромным поэтом, он на меня сильно влиял. К счастью, я из-под этого влияния довольно быстро выбрался, но быть под ним было чрезвычайно интересно. И его рассказы в стихах мне кажутся выдающимися, песни тоже очень интересными. Конечно, издать книгу Антонова — это очень важное дело. Всем, кто будет ее составлять, лишний раз я обращаюсь: я готов ее издать ровно в тот момент, когда он будет сдана. Есть издательство, которое готово это сделать.

Что касается поэтики Дидурова, можно о нем поговорить, если хотите. Хотя я о Дидурове довольно…

Не лучший его роман, на мой взгляд, слишком сентиментальный. И такие персонажи, как Пип, никогда мне особенно… Ну, детский роман. Лучший роман Диккенса — по-моему, это «Тайна Эдвина Друда». А второе место я твёрдо отдаю «Копперфильду».

«Разделяете ли вы мнение, которое обсуждается в научной молодёжной среде, а именно: у кого из молодёжи, занимающейся наукой, работает соображалка на перспективу, пока не поздно, должны уехать в более комфортные страны?»

Не хочу говорить про эмиграцию, потому что слишком много сейчас об этом говорят. У меня были когда-то стишки (грех себя цитировать):

Желающий ехать — быстрей уезжай.
Желающий действовать —…

Понимаете, их много было — эмигрировавших после оккупации, так называемая вторая волна. Ну, например, Иван Елагин, тем не менее он вполне известен. Моршен, я думаю, известен достаточно, во всяком случае известен тем, кто интересуется таким поставангардом или во всяком случае такой последней волной русского авангарда 20–30-х годов. Моршен хороший поэт, но мне кажется, что вы несколько преувеличили его масштаб. Его недостаточно знают потому, что он всё-таки поэт не того класса, как мне кажется, не той философской глубины и не той стилистической отваги, которая отличает, допустим, Бродского. Хотя тоже Бродский эмигрировал, и тоже в США — правда, не после войны.