Это как раз очень просто. Я помню, как у нас на журфаке, на втором курсе (это, стало быть, 1985 год), была конференция по Горькому. И там возник вопрос: почему главный герой «Жизни Клима Самгина», то есть герой повести о сорока годах последних имперской истории России (как выяснилось, не последних, но тогда казалось, что последних) — это Самгин? И я тогда с места, помнится, сказал: «А не Кутузов, скажем». И Владимир Якименко, который вел как раз эту конференцию, сказал: «Я как раз хотел сказать: «А не Кутузов, скажем. Кутузов там партиец». И мы сразу поняли друг друга. Кутузов — носитель партийной темы, и он малозаметный, и, в общем, неприятный герой. А потому что героем становится тот, кто для нее типичен, кто является содержанием, смыслом этой эпохи. Содержанием этой эпохи является Самгин. Ничего не поделаешь, он самый типичный ее персонаж. Или вернее, он тот «отряд интеллигенции», как в пародийной пьесе Горького и Андреева,— «мы говорили». Он довольно пошлая фигура, но ведь, как правильно сказал Олег Ковалов, и время было довольно пошлое. Вы думаете, что это время «Поэмы экстаза»? Ведь «Поэма экстаза» — это и название довольно пошлое. Как сказал тогда же Пастернак: «Отдающая тугой мыльной оберткой». Мыло-экстаз. И этого экстаза полно в Серебряном веке, этой пошлятины, она соседствует с образцами высокого искусства. Время гнилое, примерно такое же, как наши семидесятые. Естественно, что в этом времени много и эстетической гнили.
Поэтому главный герой 70-х годов, о которых написан «Дом на набережной» (хотя формально он написан о 30-х, 50-х, но главное действие происходит в 70-е),— это Батон, а не Антон Овчинников, который, если вы помните, погиб на войне. Герои Трифонова не герои, носители мещанства, это герои «другой жизни», переродившейся жизни. Обмен, «ты уже обменялся», помните, когда мать ему говорит? Это герои обменявшиеся, поэтому он пишет о них. Что, он не мог «Предварительные итоги» написать о героях настоящих? Нет, не мог. О них он написал «Нетерпение». Вот в чем, собственно, дело. И, конечно, герои «Нетерпения», герои «Народной воли», герои террора ему интереснее, и я чувствую, что с наслаждением писалось «Нетерпением». Конечно, ему большевики, герои «Отблеска костра», герои внутренней новеллы в «Обмене» ему не то что ближе — понятнее. Он морально их понимает. Другое дело, что люди, заселившие Дом на набережной (это важно, об этом роман или повесть, как он сам называл), не имеют к Дому на набережной никакого отношения. Люди, которых туда раньше не пускали (и в этом есть своя трагедия), теперь его заселили и, как в стихотворении Евтушенко, «в высотном доме живут тараканы», а не те, для кого он предназначен. Хотя те, для кого он предназначен, тоже не святые.
